— И что же, это навсегда? — сглотнув соленый ком в горле, спросил Егор.
— Честно говоря, шут его знает… — Чингиз задумчиво взглянул на нелепого в своем зимнем пуховике пацана. — Этот вопрос Зальцман тоже разрабатывает. Когда Автор умрет, все это может и остаться… И море, и дом, и заросли «гибких друзей», — усмехнулся он в усы. — Слишком уж плотно придумано, замкнутый цикл. Конечно, всякие варианты вероятны… Ну, ничего. Пойдем-ка, знаешь, обратно. Наши, наверное, заждались…
Костер деловито потрескивал, роняя в черное небо бездымные розовые языки. Время от времени какой-нибудь не согласный на кремацию сучок выстреливал себя в воздух, прочерчивал светлой искоркой тьму, но тяготение побеждало — и он обрушивался в ровно гудящее пламя.
Антон, точно в гипнотическом трансе, не отводил глаз от мелькания рыжих огненных волн, Игорь перебирал струны, и его глуховатый баритон медленно выбрасывал в темноту слова. Ольга, так и не расставшаяся со своим чудовищным зонтиком, недовольно вслушивалась в песню, явно дожидаясь паузы, чтобы внести свои поправки. Но подходящей паузы все не было. Аркадий Львович, не решаясь довериться бревну, сидел на раскладном парусиновом стульчике и кивал в такт словам, но думал, похоже, совсем о другом, о далеком…
Мальчишки, прижавшись с обеих сторон к такому огромному, такому надежному и такому беспомощному Падле, протяжно зевали, терли кулаками глаза, но явно не собирались на боковую, хотя Антон периодически и напоминал, что «котятам пора спать».
Чингиз с Егором остановились на самой границе озаренного огнем круга. Там, впереди, была жизнь — ненастоящая, конечно, но душная чернота за спиной казалась еще страшнее.
А нервные пальцы Игоря срывали с невидимых струн один аккорд за другим, и песня улетала ввысь вместе с длинными языками огня, и вместе с ними гасла, отражаясь от пустого неба.
2
— Я даже не знаю, как начать… — он замолчал, уткнувшись подбородком в колени. По его успевшей уже слегка загореть спине деловито побежал муравей, но Егор, казалось, не замечал этого, хотя в другое время криков и просьб «прихлопнуть гада» было бы предостаточно.
— Не знаешь как начать — начни как не знаешь, — участливо посоветовал Падла. — То есть с чего угодно. Мы же тут умные, мы уж как-нибудь разберемся.
Несколько опустошенных бутылок «Жигулевского» уже валялась поодаль, в траве, и Ольга, завладевшая раскладным стульчиком Зальцмана, неодобрительно взирала на это непотребство. Она даже высказалась по этому поводу в пространство, но добилась лишь одного — сумрачный Падла, откупорив очередную бутылку, сунул ее Ноновой — на, мол, успокойся. Теперь Ольга растерянно сжимала толстыми пальцами полулитровую емкость, совершенно не представляя, что с ней делать. На какое-то время это ее нейтрализовало.
— Ну, в общем… — не разгибаясь, глухо произнес Егор, — он зовет…
— Кто он? — тут же влез с вопросами Кирилл.
— Кто-кто, дед Пихто, — огрызнулся Егор. — Не понял, что ли? Этот самый… Автор.
— Подробности? — суховато поинтересовался Антон и как-то весь вмиг подобрался, точно солдат перед боем.
— Приснился сегодня, — пояснил Егор. — Усатый такой, тоже с пивом, как Падла. Только он из кружки пьет, а не из горла. И не «Жигулевское», а «Ярпиво». Ну вот, веселый он, смеется и говорит: «Ну что, блин, Егор, продолжим „Дозор“?»
— Егор! Следи за своей речью! — сейчас же возмутилась Нонова. — Что это еще за блин? Наш язык, великий и могучий, не нуждается в подобных эвфемизмах. Сколько раз нужно повторять о необходимости добиваться культуры речи…
— Заткнитесь, Ольга! — коротко бросил Чингиз, и, странное дело, Ольга действительно замолчала. Чингиз редко говорил таким голосом, но уж если говорил…
— Продолжай, Егорка, — напряженно выдавил Игорь.
— А чего там продолжать? — искренне удивился пацан. Разогнувшись, он досадливо смахнул успевшего переползти на живот муравья и принялся сердито ковырять подсохшую коросту на коленке. — Вызывает. Продолжение будет писать.
— А может, тебе это просто так приснилось? — с завистью протянул Лэн. — Бывают же просто сны…
— Ну да, просто… — передразнил его Егор. — Мне же так все понятно вдруг сделалось… ну прямо как в таблице умножения. И сейчас вот все вокруг какое-то уже не такое…
— Похоже на правду, — заметил Игорь. — Аркадий Львович назвал бы это «перенастройкой ориентации в пространстве реальностей», а я скажу проще: потянуло. Кстати, так уже было однажды, с Маркусом. Всего неделю здесь пробыл, даже загореть как следует не успел — и назад, в «Иные Берега». Так что радуйся, Егорушка, поедешь в реальность.
— А меня спросили? — без особого восторга отозвался Егор. — А может, я не хочу?
— То есть как это? — удивился Чингиз. — Сам же сколько рвался, ревел…
— И ничего не ревел, не сочиняйте, — Егор досадливо передернул плечами.
— Ревел, ревел, — деловито подтвердил Падла. — И в Сумрак долбился.
— Как рыба об лед, — добавил Игорь. — Так что же теперь изменилось?
— Да ничего не изменилось! — Егор вновь зарылся носом в колени. Просто не хочу, надоело. Туда-сюда, как мячик. Ну пойду я в этот его новый роман, так ведь все равно ненадолго. Потом опять сюда… Или еще куда… И все это опять будет не по правде. Это как в очереди у зубного. Пришел утром, а врач, оказывается, принимает вечером. Что, лучше? Просто лишних полдня бродить и маяться…
— Ну ты вообще! — со свистом втянув воздух, возмутился Лэн. — Тебя домой возвращают, а ты еще нос воротишь. И почему это тебя, а не меня?
— Просто у тебя там друг остался, — покладисто ответил Егор. — Вот ты и рвешься.
— А у тебя вообще — родители! — ехидно заметил Лэн. — Ты и к ним не хочешь, да?
Егор помрачнел, и нервная дрожь пробежала по его тощей спине. Игорь заметил это и чуть выдвинулся вперед, готовясь расцепить назревающую драку. Но драки не последовало.
— Так они ж придуманные, — помолчав, устало произнес Егор. — Тогда я не знал, верил, что все по правде, а теперь все равно буду знать. И твой друг Данька тоже придуманный, и даже если тебя вернут, все равно без толку, ты сразу поймешь, что он ненастоящий. Типа надувной.
Теперь уже Лэн напрягся, загорелые скулы его побелели, но он все-таки сдержался, отошел на несколько шагов и плюхнулся пузом в высокую, густую траву.
— Егор, ты сейчас делаешь большую философскую ошибку, — назидательно заметил Антон. — Ты пытаешься примирить противоположные вещи. С одной стороны, ты веришь, что сам ты реальный, живой. Так? С другой стороны, отказываешь в этом другим персонажам. Взять хотя бы наш с тобой роман… Вот я, к примеру, тоже ненастоящий?
— Ты? — подняв голову, с сомнением уставился на него Егор.
— Могу пендаля дать, чтобы убедился. Почему же твои родители менее реальны, чем я?
— А что же тогда их здесь нет? И почти никого нет? Вот нас тут девять человек всего, а Автор сколько понаписал разного. Куда остальные делись?
— Так может, он их всех в голове держит и усиленно с ними работает? предположил Чингиз слишком уж серьезным тоном.